— Как-то шла из МХАТа и увидела на Тверской мужика в рубашке и грязных сатиновых трусах. В самом центре столицы! Всегда возмущалась, когда Москву называли большой деревней. Но теперь люди ходят чёрт знает в чём, действительно, как в глухой деревне.

— Меня совершенно не удивляют люди в сатиновых трусах, потому что на Арбате, например, встречаю человека, который круглый год босиком, в шортах, с голым торсом гуляет с собакой. Наверное, он йог. Ещё периодически около МИДа по Садовому кольцу ходила очень грязная, совершенно голая женщина.

Москва — и впрямь большая деревня. Потому что налицо огромная миграция. Вымирают деревни. Люди перевозят своих родственников в города. А зарабатывать такие деньги, чтобы нормально одеваться, многие не способны. Например, часто вижу пенсионеров, которые выглядят, наверное, так же, как они одевались после войны.

Социальное расслоение в столице таково, что есть те, кто ездит на «лексусах» и фланирует по улицам в позолоченных дублёнках, в шиншиллах, в золотых сапогах, в норковых шапках, а рядом с ними идёт арбатская старушка, у которой совершенно вытертое драное пальто, простые чулки и в дырках ботинки. Потому что у неё действительно ничего другого нет. А на пенсию она только выживает, а не живёт.

— Но почему в метро появились люди в спортивных штанах и нестираных майках, шлёпанцах, с грязными ногами?

— Раньше в Москве в театры зрители брали с собой сменную обувь и приходили в вечерних туалетах, и сейчас кто-то старается красиво одеться. Но в массе своей — как хотят, так и заходят. В драных джинсах в театр — пожалуйста! Да и не только зрители. Была свидетелем, как служители Мельпомены выходили на сцену Большого театра получать «Золотую маску» в протёртых вельветовых штанах, шерстяном свитере и кепке или бейсболке! А другие вокруг «почему-то» в смокинге и в бабочке, в вечернем платье. Это всё — уровень культуры и вкуса каждого конкретного человека.

Как меня воспитали мои родители, так и отношусь к пространству, которое собираюсь посетить. Вот я сейчас репетирую и хожу в основном в спортивном, чтобы можно было быстро переодеться. Если пойду в театр, то выберу другой наряд. Если в консерваторию, ещё более вечернее. И не могу сказать, что у меня огромный гардероб, — отнюдь нет.

— Откуда берутся люди, которые представления не имеют ни о какой культуре поведения, о нормах морали?

— Столько лет на культуру выделяется по 3 копейки на человека, вот и результат! В том числе и результат того, что идёт по телевизору, кроме программ канала «Культура» и за редчайшим исключением каких-то фильмов и передач на других каналах. А как люди говорят? Вы послушайте! Ведь мат, трёхэтажный. Раньше стеснялись, только пьяные могли себе это позволить или уголовники. А сейчас так разговаривают подростки, мужчины. Женщины! Из окна любой иномарки, если кто-то на дороге не уступил, роскошная женщина восьмиэтажным матом покрывает другую роскошную женщину или какого-нибудь мужчину. У меня мама только в 60 лет села за руль, но ездит аккуратно. И какой-нибудь козёл, открывая свой «джип широкий», ей говорит: «Ты, старая …!» У него что, нет родителей? Что уж такое случилось, что ты, молокосос, можешь женщине в возрасте вот так сказать? Откуда такое пренебрежение ко всем окружающим? Всё потому, что люди сосредоточены на себе: «Я! Мне! Моё! У меня такая машина, у меня столько денег, что ты вообще!» Изменение сознания. Подмена.

— Это со временем как-то сойдёт на нет или…?

— Не знаю. Всё так укрепилось. На этом уже воспитывается подрастающее поколение. И как бы мы дома ни объясняли, дети потом выходят на улицу. Да, у моего ребёнка есть сдерживающие центры, он понимает, что дома не имеет права выражаться, потому что родители, другая культурная среда. А дальше, в городе? И начинается мимикрия: здесь я такой, здесь — такой.

Знаете, Москва, по-моему, превратилась в отдельное государство. И в нём огромное количество проблем. Дичайшее, невероятное, экстремальное социальное расслоение! Любое развитое государство опирается на средний класс. А среднего класса мало — вокруг или очень богатые, или запредельно бедные. К тому же — бесконечные межнациональные конфликты, что тоже во многом накладывает отпечаток. Поэтому все процессы происходят чрезвычайно агрессивно. Если человек в трусах, то он агрессивно в трусах. Если в смокинге — агрессивно в смокинге. Люди стали нервные, недоброжелательные, уставшие. Бегут с одной работы на другую, чтобы выжить, за квартиру заплатить, за свет, башмаки купить.

И везде — великое противостояние, прессинг. Включите телевизор: вечером там не показывают «Анну Каренину» или Третьяковскую галерею. Мы включаем программу «Время» и слышим: «Утонули… Погибли… Самолёт разбился… Сель сошёл… Цунами… Торнадо… Взрыв…» И под это пьём чаёк. Привыкли. И какими мы должны быть?

А вы посмотрите, сколько сейчас юношей и девушек ходят в военизированной одежде. В трусах-то, голые — забавно. Им удивляешься, какие-то смешанные чувства испытываешь. А вот когда видишь бритоголовых — в кирзачах, в военной форме или в чёрных кожаных куртках… Пусть уж лучше в трусах вот этот… Он — менее опасный социальный элемент.