Интеллигентнейшие люди появлялись на свет Б-жий на Колыме в большевистские времена! Трофим Денисович Лысенко, посетив концерт артиста — сына врага народа, наверное, был бы счастлив посмотреть столь яркое подтверждение своей теории.

- Фима, в вашем официальном сайте указано, что ваше подлинное имя — Нахим. Ошибка?

- Что вы! Сайт на то и официальный, чтобы ошибок не допускать. Ошиблись лет тридцать назад, когда я пришел работать на московскую эстраду. Тогда вообще ошибались часто.

- Это примерно как с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, которого при первом появлении на сцене "по ошибке" объявили Юрием Златовым?

- Совершенно верно. Это не только с Кобзоном такое приключилось. Петросяну посоветовали называться Петровым. У меня есть знакомый — замечательный писатель, псевдоним которого Гуреев, а настоящая фамилия — Рейцен. Псевдоним придумал Григорий Израильевич Горин. Это — аббревиатура, расшифровка такова: Горин учит Рейцена-еврея. А со мной ошиблись, в общем, не роковым образом. Уменьшительного имени от Нахима все равно нет. Меня с детства звали Фимой. Но когда я получал свой первый лауреатский диплом, на сцене чинно объявляли: "Нахим Шифрин". А вот на телевидении под таким именем я ни разу не появился. Теперь уже страна меня лет тридцать знает, как Ефима, и я иногда откликаюсь.

- На драматической сцене вы, по сути, артист одного режиссера — Романа Виктюка. Это планка ваша личная такая? Другим отказываете?

- Нет. Я не только у Виктюка играл.

- Гинзбург — это все же мюзикл.

- Нет, я работал и с другими режиссерами. Я, скорее, артист одного педагога. И этот педагог стал моим режиссером, так получилось.

- И все же, вы многим режиссерам отказываете?

- В последние годы отказываю. И не потому, что Виктюку нет равных, а потому, что с Романом Григорьевичем никогда не сомневаешься в качестве того, что получится, и масштаб ролей у него куда больше и ярче предлагаемого мне другими режиссерами. В список моих "отказников", прошу прощения, попали и Козаков, недавно я не стал работать с одной очень известной антрепризой. Иногда просто что-то не получалось. То сроки не устраивали, то драматургия смущала. Вот я отказался от "Цилиндра" Де Филиппо только потому, что мне показалось, что одноразовая антреприза и Де Филиппо — это то, на что Виктюка менять не нужно.

- Очень часто от артистов слышишь: "Роль, конечно, так себе, но ты ж понимаешь, зарабатывать-то надо, вот я и согласился". А для вас это не важно?

- Не важно что: зарабатывать деньги или каким способом их зарабатывать?

- Количество заработанных денег, если вы настаиваете на подобной точности формулировок. Вы же всем гордо отказываете, тем самым лишая себя заработка.

- Я боюсь, что это несколько лукаво прозвучит, но меня действительно деньги всегда интересовали в последнюю очередь. Я довольно неплохо зарабатываю на эстраде, с сумой я не хожу, и это дает мне определенную свободу выбора. Творческие вопросы для меня гораздо важнее, чем материальные. Проходные роли ради денег — не для меня. Как и пресловутый чес во имя дохода.

- Да я даже не про чес. Я хотел спросить, как вы определяете для себя объем нужной вам работы, напрямую связанный с доходом?

- Я мог бы работать круглосуточно, предложений хватает. Но я хочу прожить не меньше, чем мои родители.

- Дай вам Б-г. То есть на программу "Аншлаг" вы подавали исковое заявление в суд с педагогической целью, а не с финансовой?

- Нет, ну конечно, не с финансовой. Строго говоря, и иск-то мой был адресован не "Аншлагу", а компании "Артэс". У "Аншлага" никаких прав на производимую продукцию нет. Отсняли — отдали. Хозяин — "Артэс". У "Аншлага", страшно сказать, даже Останкинской башни нет. "Аншлаг" — название передачи, которую выпускает культурный фонд "Артэс", вот к нему как раз у меня и были претензии. Мы никогда не заключали с ним никаких деловых соглашений, поэтому то количество меня, которым они отравили зрителя, со мной никак не согласовывалось. Из-за этого и возникла тяжба. А деньги тут ни при чем. Эти пять тысяч долларов, которые я у них отсудил, для меня ничего не значат. Я мог бы их пожертвовать на развитие программы "Аншлаг", но, не будучи уверен, что там ими грамотно распорядятся, использовал по назначению. Для меня "Аншлаг" — это не более чем слово, причем очень приятное. "Аншлаг" — это значит "полный зал".

- Я знаю значение этого слова. То есть теперь для вас это не программа. Но вы как-то сказали, что ругать ее у вас язык не повернется. Почему?

- Потому, что это было бы неэтично после нескольких лет совместной работы.

- Мне кажется, что вы должны были засматриваться Чаплином и даже угодить под некоторое влияние великого комика. Я не прав?

- Я не знаю ни одного актера, который избежал бы этого влияния. Это — букварь, это — азбука, это — то, без чего не может обойтись актер, работающий в любом жанре. Даже если человек связал свою судьбу с пантомимой или танцем, мимо этого опыта невозможно пройти. Это все равно что изучать математику обходными путями, забыв про Эвклида и Лобачевского.

- Пойдем дальше по следам ваших выступлений. Вы сказали как-то, что Зощенко пошл. Писатель пошл или его герои, которых он высмеивал?

- Ой! Если бы я произносил все, что за меня пишут, моя участь была бы позавиднее. Там был такой широкий разговор о пошлости, и журналист, который брал у меня интервью, не вычитал его со мной, поэтому там и оказалась эта фраза. После публикации этой дури мне позвонили многие знакомые и накинулись на меня за идиотский заголовок "Пошлость не всегда плоха".

- Оправдываться я не мог, но говорил-то я совсем не об этом. Я говорил о пошлости, которую порой неверно трактуют. Взгляд революционера в кожанке на любого обладателя горшка с геранью мне претит. Взгляд на человека с хорошими занавесками на окнах как на пошлого мещанина мне отвратителен. Все, что не устроило бы комиссара из "Оптимистической трагедии", меня как раз устраивает. И отлаженный быт, и плюшевые занавески — это не самое страшное. А вот отсутствие духовной деятельности, мне кажется, имеет большее отношение к определению пошлости. Герань на окнах никогда не мешает жить духовной жизнью.

- А кто для вас пишет чаще других? У вас есть любимый автор? И из тех, что пишет для вас, и вообще из писателей-сатириков?

- В последнее время их, наверное, трое. Двоих вы наверняка знаете, третьего — вряд ли.

- Давайте проверим мои скромные познания в этой области.

- Это Семен Альтов и Анатолий Трушкин…

- Фима, я выдержал испытание! Обоих хорошо знаю.

- А третьего – наверное, нет, хотя он заслуживает признания. Это Евгений Шестаков. Он в интернете растаскан на цитаты, а его последний сборник, к которому я написал предисловие, пользуется большим успехом. Он называется "Пьяные ежики" и стал в России бестселлером.

- Вы не пробовали перейти на самообслуживание? Писать для себя, для собственных же выступлений?

- К самообслуживанию я прибегаю только в вопросах завтрака и вечернего кефира. В крайнем случае могу засунуть в стиральную машину тряпье. Во всем остальном предпочитаю пользоваться услугами профессионалов.

- Вы внешне такой мужик накачанный. Такая мускулатура не появляется сама по себе. Увлекаетесь спортом?

- Я уже 13 лет тренируюсь регулярно. Четыре раза в неделю, довольно серьезно.

- 50 лет — серьезный юбилей? Он что-то для вас значит?

- Для меня это не более чем цифра. Несмотря на то что я — еврей и для меня цифры и буквы должны сплетаться в какие-то мистические символы, в цифре 50 я ничего особенного не вижу. Меня только ноль смущает, все остальное — ничего. У меня есть любимый знак — многоточие. Он дает надежду. Все остальное несущественно. Вообще-то есть целый ворох цитат, прибегнув к которым мы могли бы с вами обсудить эту дату…

- Давайте, мне эта цифра тоже не безразлична.

- Ну, Коко Шанель говорила, что "50 лет — это молодость зрелого возраста". Замечательная киевская писательница Люба Этинзон сказала, что к любой цифре можно было бы привыкнуть, если б она не менялась так часто.

- Вы встретили свое 50-летие в Израиле. Это — совпадение?

- Фирма — организатор гастролей предложила мне юбилейный тур. Я… как бы это сказать… Слово "ветеран" меня пугает, но я все же ветеран гастрольного движения по Израилю. С 1990 года начиная я выступаю здесь ежегодно. Я показал в Израиле все свои театральные работы, все свои концертные программы. Вот мне и предложили отметить… эту дурацкую дату туром из шести концертов. Приятное традиционно хорошо сочетается с полезным, у меня тут огромное количество родственников, друзья, поэтому я с удовольствием согласился.

- Интернет вошел в нашу жизнь. Вы уже "подсели"? О себе читаете?

- Конечно! Если б я о себе не читал, давно заболел бы манией величия. А так — отрезвляет. В минуту, когда тебя "ошпаривают", от несправедливости готов повеситься, но потом понимаешь, что ты — не рубль, чтобы всем нравиться. Но я в интернет хожу не только за этим. Это — океан, в котором мне просто приятно плавать.

- Вы живете один. Стало быть, и готовить умеете?

- Я не Робинзон Крузо, но я бы долгое время смог жить вообще один и кое-какими навыками для этого обладаю.

- А где именно? Уважающие себя звезды российской эстрады отгрохали себе дома на Рублевке. Вы где проживаете?

- Давайте отставим звезд российской эстрады. Я сам себя столь почтительно не величаю.

- Но дворец-то построили?

- Нет, и не испытываю в этом необходимости.

- Вы — человек не тусовочный, не любите часто мелькать на ТВ, вы, может быть, просто такой скромник?

Ну, как можно о себе говорить в третьем лице? Скромный ли человек артист Шифрин? Не знаю. Не могу себя никак характеризовать, но то, что я не люблю тусоваться, — это однозначно. Мне это не доставляет никакого удовольствия.

- Вы можете сегодня позволить себе выступить с номером, высмеивающим, скажем, представителей высшей российской власти?

- Они меня меньше всего занимают. Они меня все эти 30 лет меньше всего занимали. Среди претензий к сатирикам наиболее популярно такое обвинение: "А что же вы не покушаетесь на власть имущих?" Ну, во-первых, начнем с того, что я — не совсем сатирик, а во вторых — власть имущие мне не интересны. Больше всего меня занимает человек, которому из-за них плохо. Вот его мне интересно изображать. А ругать власть со сцены — ну, может быть, это и благородная задача, но очень уж нехудожественная.

- Александр Моисеевич Городницкий утверждает, что российские евреи — это уже какой-то другой народ. И не евреи, и не русские. Вы согласны с этим, вы — еврей и достаточно заметное явление русской культуры?

- Феномен еврейства — это феномен конгломерата, очень разных ментальностей… Есть какая-то общность исторической судьбы, но, конечно, что уж тут скрывать, российские евреи, а точнее, советские евреи, — это некий особый феномен, который столь замечательно самим Городницким и представлен. Но это — исчезающий пласт, увы, надо и это признать. Эта натура от нас если не ушла, то уже почти ускользнула.