Семья Плисецких перебралась в Москву из Литвы после первой русской революции. Многочисленная родня оказалась необходимой для девочки, когда в тридцатые годы ее родителей постигла трагическая участь многих жителей огромной страны. Но театром Майя заболела еще задолго до этого — в пять лет. Заболела внезапно, всерьез и навсегда. Впрочем, тогда этого никто не понял: юная барышня с пеленок отличалась артистичностью, непоседливостью и чрезвычайно ранним физическим развитием. Так что капризы да “кривляния” были для девочки в порядке вещей. Лишь дедушка воспринимал все это всерьез и предрекал внучке актерскую славу, но его слова списывали на необъективность...

А впрочем, все родные Майи по материнской линии были одаренными людьми, а отец просто страстно любил балет, передав свою тягу, возможно, уже на генетическом уровне. Так, среди танцующих и поющих, вечно озабоченных муками творчества родственников, и в частых совместных выездах в театры пролетело еще два чудесных детских года. И даже последующие еще два года жизни на Крайнем Севере (куда направили по службе отца) не стерли в памяти растущей, увлекающейся и непоседливой девочки зарождающейся тяги к искусству. Наконец, Майю одну привезли в Москву — учиться в балетной школе.

Потом грянула трагедия, привычная для многих тогдашних семей московской интеллигенции. Майя осталась в Москве на попечении родни, училась, танцевала и тосковала по матери, выжившей и редко писавшей из лагерей. Когда юной балерине исполнилось 14 лет, над ее карьерой нависла первая серьезная угроза: правое колено не выдержало чрезмерных нагрузок, девочке сурово предрекали полный отказ от балета и даже инвалидность.

Но приговор врачей не оправдался: юный организм справился с напастью. Тогда ведь еще никто не знал, что Плисецкая — двужильна и непобедима; намного позже, не раз и не два выйдя из-под таких вот медицинских “приговоров”, она и завоевала свою репутацию “железной балерины”.

Сразу же по окончании училища Майя попала прямо в Большой театр. Впрочем, в разгромленном, только что вернувшемся после эвакуации театре остался от былой славы один престиж. Крохотная зарплата, самодурство престарелых примадонн, никаких надежд на серьезные роли для начинающих балерин... Но, несмотря на интриги и постоянные серьезные травмы, имя юной, изящной и словно струящейся по пространству огромной сцены Майи Плисецкой постепенно перемещалось на афишах все выше и выше, а после одного концерта ко дню рождения Сталина ей даже дали звание “заслуженной”. Это уже было официальным признанием в кругах, от которых так много зависело в околотеатральных решениях.

Но и добравшись до вершин балетной иерархии, став примой Большого, она не успокоилась. В давно отточенной и расписанной главной партии “Лебединого озера” искала и вносила что-то свое — уникальное, неповторимое, новое. Говорят, она часами сидела над водой, не сводя глаз с лебедей. Их повадки, жесты, плавность... Потом люди всерьез удивлялись: как это человеческие кости могут так “гнуться”!

С Родионом Щедриным Майя познакомилась у своей близкой подруги — небезызвестной Лили Брик. Молодой композитор поначалу робел перед эффектной, уверенной в себе, овеянной блистательной славой “великой примы”, всегда одетой не по “советской” моде женщиной с необычной внешностью. После короткого идиллического дачного романа на лоне августовской северной природы начались московские семейные будни: муж писал музыку, жена танцевала...

Только после хрущевской оттепели великую приму Большого начали выпускать за рубеж. До этого “репрессивное” прошлое родителей да ее прямолинейная политнекорректность во время первых в жизни гастролей в Индию опустили перед ней “железный занавес” на долгие годы. Теперь она была во Франции, Америке, заводила знаменитых друзей в Париже и Нью-Йорке. Верными поклонниками ее таланта стали Роберт Кеннеди, Пьер Карден, Марк Шагал. Начали поступать предложения из самых известных театров Европы.

А дома за каждый “неуместный” проступок, малейшее отступление от протокола, графика, инструкции ее по-прежнему буквально изводили, отчитывали, словно провинившуюся школьницу, унижали крохотной зарплатой, нисколько не растущей со все нараставшим мировым успехом. Чтобы прилично одеться к какому-нибудь официальному приему, российской примадонне приходилось обращаться к фарцовщикам, покупая все в долг и втридорога (по нашим советским меркам). Однако безупречный вкус и гордость не позволяли Плисецкой появиться перед знаменитыми поклонниками и восторженной публикой одетой абы как. За рубежом Майю в таких случаях спасал неизменно преданный поклонник — Пьер Карден, создававший для нее абсолютно бесплатно роскошные наряды. А коллекция драгоценностей, без которых не обходится ни одна светская женщина в “цивилизованном мире”, собиралась буквально по крохам — из подарков друзей и поклонников. В Москве — строгой, ханжеской и скупой – ее уже больше ничто не удерживало. Особенно после того, как не слишком благоприятная обстановка начала складываться и в самом театре, оставившем свою приму почти без выступлений.

С 1987 года чета Щедрин-Плисецкая окончательно переселилась в Западную Европу. Скромная по западным меркам квартира над цветочным магазинчиком одной из старых улиц Мюнхена — здесь их семейное гнездышко. Соседи трепетно относятся к звездной паре, простодушно и от того очень трогательно преподнося свои скромные дары – цветы, фрукты, деликатесы. Но Майя гостит тут не часто. Германия, Испания, Италия, Англия, Швейцария — везде идут спектакли, поставленные ею. Она никогда не отказывается от проведения мастер-классов с молодыми талантами. Ей восемьдесят один. А еще так много нужно сделать — ведь творчество, свобода, возможность воплощения любых замыслов пришли совсем недавно.