— Илья Львович, Юрий Николаевич, тут учёные в пятый раз доказали, что оптимисты и люди с обострённым чувством юмора живут дольше и лучше пессимистов. А в нашей стране какой тип сейчас преобладает?

И. О.: С одной стороны, судя по продолжительности и уровню жизни, мы далеко не самые весёлые люди в мире. Исторически сложилось, что народ у нас очень грустный, минорный какой-то, что особенно бросается в глаза иностранцам. С другой стороны, молодое поколение, к счастью, уже не заражено этим страшным вирусом пессимизма. У молодёжи в глазах — перспектива. Она очень рациональная — в отличие от нас, поскольку ей не пудрили мозги историей КПСС и всякими съездами партии.

Я по натуре оптимист и думаю, что если не через 5, то уж через 10–15 лет мы заживём не хуже европейцев. Ну не одни же идиоты, в конце концов, живут в России!

Ю. С.: Конечно, не идиоты! Но в основном пессимисты. Наша национальная черта — чувство тревоги. Его мы испытываем постоянно. Это очень тяжёлый эмоциональный груз, поэтому у нас так ценится чувство юмора. И именно поэтому у нас востребованы даже те юмористические передачи, качество которых оставляет желать лучшего.

В эфире «Туфта-ТВ»

— Один известный академик сказал, что для него символом надежды и обновления России стали всего-навсего новые скамейки и до сих пор отсутствовавшие урны во дворе дома. А вы в чём видите этот символ?

Ю. С.: Уважаемый академик явно не был в моём дворе. Его не подметали, наверное, с 1999 года. Для меня символ обновления страны в том, что, например, на праздник выпускников «Алые паруса» в Питер со всей страны приехали 2,5 млн человек. В этом я вижу очень хороший признак.

И. О.: В центре Питера есть местечко — Апраксин двор. Помню, в начале 90-х именно оно вызывало у меня ощущение полного краха и безысходности. Там собиралась публика, которую дико хотелось затолкать скопом в грузовик и отправить куда-нибудь на Колыму. Среди гор мусора эти страшные рожи постоянно что-то продавали, перепродавали, дрались. Проходя это место, я испытывал стойкое желание свалить из страны. Но какая-то дурацкая надежда не отпускала. И вот сейчас, видя этот Апраксин двор, где всё чисто, отремонтировано и гуляют красиво одетые люди, я заряжаюсь позитивом.

Ю. С.: Если бы вы присмотрелись, Илья Львович, заметили бы, что «страшные рожи» там сменились на китайские. Это тоже символ времени, но не факт, что позитивный.

— Кстати, ваша программа неизменно выходит на студии «Позитив-ТВ». А если брать телевидение в целом, какую приставку вы бы к нему добавили?

И. О.: Я бы назвал его «Туфта-ТВ». Независимо от канала и жанра передачи, бесконечно натыкаюсь на всякую туфту. Даже новости у нас какие-то припудренные и без всякой человечности. Безразличный трагизм легко сменяется на безразличную радость. А глаза у ведущих пустые-пустые.

Кстати, и футбол бы наш я переименовал в туфтабол. Когда смотрю на игру нашей сборной, у меня не возникает ничего, кроме желания взять огромную палку и дать всем игрокам по заднице. Ну серьёзно, во что они там играть пытаются?!

Ю. С.: Ругать телевидение легче всего, и если оно всё «туфта», зачем же вы на нём работаете, коллега? Поверьте мне, ТВ по-прежнему открыто для талантливых, безбашенных, умеющих хулиганить людей. Да, оно превратилось в большой, серьёзный бизнес. Но принеси на это «Бизнес-ТВ» талантливую оригинальную идею, вряд ли она будет отвергнута.

— Наблюдая за политической жизнью в стране, за законотворчеством депутатов, какие чувства испытываете — раздражение, уважение?

Ю. С.: Очень противоречивые чувства у меня вызывает наша политика. Мне симпатично правительство. Нравятся, в частности, Греф, Швыдкой, прочие люди из министерств. Им я почему-то доверяю, чего нельзя сказать о наших депутатах. Когда в окрестностях какого-нибудь большого города мне с пиететом показывают на шикарный дом, говоря, что здесь живёт их депутат, я начинаю негодовать. Складывается впечатление, что Думы разных уровней повально превратились в форму бизнеса. Что депутаты путают фракцию с корпорацией, комитет с фирмой. Ну а когда я вижу, как народные избранники носятся по Думе, нажимая друг за друга кнопки, или таскаются по ток-шоу, мне смешно и грустно одновременно.

И. О.: Признаюсь честно, лично я очень похож на наших политиков и депутатов, поскольку так же, как и они, ничего не понимаю в политике. Разница между нами только в том, что они ею занимаются, а я — нет.

«Не юбилей, а восточная свадьба»

— Не так давно Ватикан официально опроверг некое тайное пророчество, якобы касающееся величия и особой судьбы России. А вы верите, что нашей стране уготована исключительная роль?

И. О.: Если бы не верил, не жил бы здесь. В отличие, скажем, от японцев, у которых, кроме тайфунов, ничего нет, природа одарила Россию всем. Но, видимо, от ощущения этого изобилия в нас нет бережливости ни к природным ресурсам, ни к людям. А люди в России — это чудо! Любой наш пьяный сантехник за бутылку водки вам такого наворотит, что не каждый английский академик разберётся. В моём доме очень сложная система водоснабжения. Когда случается очередная неполадка, приезжают инженеры, электронщики. Они долго копаются, но всё обычно заканчивается фразой «Надо звать Петю». А у этого Пети нет никакого образования, к тому же он всегда пьян. И вот приходит этот полуживой сантехник, он 20 минут ковыряется с отвёрткой — и всё работает! Ну где вы найдёте такого человека, как не в России? Как ни странно, этот Петя для меня тоже источник оптимизма.

Ю. С.: Я считаю, что главная миссия России — сделать счастливыми тех, кто живёт в ней. При этом надо как можно меньше думать о миссии на земном шаре. Если бы я стал в будущем году президентом, в первую очередь попросил бы полный список оставшихся ветеранов войны и постарался бы максимально перевести их на гособеспечение. Надо о стариках подумать, а не грезить собственной исключительностью.

— За 17 лет дружбы и совместной работы вы друг другу не надоели?

Ю. С.: В 60-х годах в электричках глухонемые продавали самопальные открытки с сильной ретушью и разными жизненными лозунгами. Среди них был такой: «Чем реже встречи и свидания, тем крепче дружба и любовь!» Вот этот лозунг очень укрепляет наши с Ильёй отношения (смеётся). А если серьёзно, то нас держат два фактора: нам интересно и нам выгодно быть друг с другом.

— А свои дни рождения вы обычно вместе отмечаете?

Ю. С.: Однажды попытались отпраздновать вместе, но ничего хорошего из этого не вышло. Мы поставили гостей в ужасающее положение. Представьте: друзья с моей стороны, друзья с его стороны, почти никто друг друга не знает. Ну, чисто восточная свадьба!

И. О.: К слову, о праздновании юбилеев. Был такой гениальный журнал «Корея». Его писали и переводили на русский сами северокорейцы. Ничего смешнее я до сих пор не читал. Так вот, лет 20 назад там была маленькая заметка, звучавшая примерно так: «Великому вождю Ким Ир Сену исполняется 75! Корейский народ обратился к отцу всех народов сделать этот день праздничным. Однако великий вождь скромно отмахнулся, сказав, что его юбилей не такое уж великое событие, и просто объявил этот день выходным». Мы не будем объявлять 10 июля «просто выходным» и обойдёмся без банкета во Дворце съездов.